Собака приблизилась к ней и, не спуская с меня глаз, с царственным видом растянулась на покрывале; теперь уже почти ничего в ее фигуре сфинкса не напоминает той мягкой доверчивости, которую я заметил там, у фонтана. На стене, позади нее, возвышается деревянная скульптура, покрытая эмалью и драгоценными камнями, изображающая гордого и могучего единорога. Его топазовый взгляд, направленный на меня, удивительно похож на взгляд собаки. Между мифическим животным и тем, что спасло меня от ночных галлюцинаций, одна видимая разница: на лбу первого несуразный и хрупкий, кажущийся чужеродным хрустальный рог.
Я с усилием сбрасываю с себя колдовское наваждение и направляюсь к тяжелой двери справа от кровати, чтобы поскорее покинуть этот странный необитаемый дворец, который начинает вызывать у меня страх. Но, открыв дверь, понимаю, что теперь уже отсюда никуда не уйду. Ванна из желтого мрамора с бронзовыми кранами наполнена вспененной горячей водой. По всему видно, меня здесь ждали. Мыло, мочалки, свежие полотенца отражаются в зеркалах... Бессмысленно сопротивляться этому соблазну!
Раздеваюсь и долго плещусь в ароматной пене; кто знает, сколько проходит времени, пока я отмываюсь от переживаний и обманчивых видений в тумане...
Когда возвращаюсь в комнату, посвежевший, выбритый, пахнущий лесными ароматами, собаки-мучительницы уже нет. Нужно ли признаваться, что какое-то неосознанное разочарование сжало мое сердце? Но усталость была слишком велика, чтобы это чувство надолго завладело мной. Я с наслаждением растянулся на кровати. Нежность шкуры под моей голой спиной была последним ощущением, прежде чем глаза мои закрылись, в последний раз взглянув на прозрачный, нависщий надо мной огромный мифический рог.
Мне приснилось, что собака с человеческим лицом встает на лапы и, голая, приближается ко мне. Протягиваю к ней руки, она скалит зубы... Руки мои немеют и бессильно опускаются. Я никогда не узнаю ее любви!
Она наклоняется надо мной, как бы спрашивая: чего ты от меня хочешь? Ее губы касаются моих.
Я просыпаюсь. Нет никакой собаки. Загадочное животное исчезло. Неужели я действительно один?
Неожиданно какая-то фигура скользит мимо кровати, с обнаженным торсом, в котором каждый мускул кажется просвечивающим сквозь тонкую кожу. Бюст невысокий, с темными и острыми сосками. Лицо похоже на скульптуру: от изящной шеи до лба, окаймленного гладкими черными волосами, собранными сзади в длинный конский хвост, который, пока она с грацией гимнастки проходит по комнате, хлещет ее по гибкой спине, бедрам и округлым гладким ягодицам. Упругая сила и молодость, наполняющие жизнью это изумительное тело, заставили меня забыть о своей наготе. Поднимаюсь на кровати и вожделенно созерцаю этот слишком реальный мираж. Чудное видение поворачивается лицом ко мне. В ее темных, чуть раскосых глазах, опушенных густыми ресницами, я не могу прочесть ни интереса, ни гнева. Широкие полные губы сжаты в спокойном молчании. Неподвижные ноздри не выдают никаких эмоций. Ни один вздох не всколыхнул упругую шелковистую грудь.
Мое орудие приходит в боевое состояние, пока я созерцаю красивый живот с симметричными впадинами, с тенью ямочки, какие иногда бывают на щеке; смелый рисунок треугольника внизу грубо опровергает кажущуюся девственность. Ничто не скрывает его бесстыдно обнаженные выпуклости. И еще одна очаровательная особенность: заветная щель не скрыта, как у других женщин, на три четверти между ног, а располагается высоко, совершенно открыто, как лоно ребенка. Кажется, свободная и буйная сила наполняет своей кровью продолговатые вертикальные губы, которые предстают перед моим жадным взором с откровенным и пассивным бесстыдством экзотического двуполого растения.
На какие любовные деяния способно это гордое тело? Если оно соткано из плоти, моя страсть не в силах нарушить его порядок. И все-таки предоставит ли мне судьба еще раз такой случай?
Прежде чем я решаюсь предпринять шаг, который помог бы мне завоевать эту красоту, видение предугадывает мою атаку и отступает. Прислоняется к стене, наклонив вперед плечи. Неужели собирается убежать? Или, наоборот, готовится со злостью броситься на меня, о чем говорят ее напрягшееся тело и потемневший взгляд?
Постепенно взгляд ее становится более теплым и лицо светлеет. В глубине глаз появляются разноцветные искорки. Она подходит без улыбки, но и без какого-либо проявления страха передо мной, протягивает руку и закрывает мне ладонью рот. Может, для того, чтобы помешать мне говорить? Другой рукой прикасается к моему члену.
Боясь возбудить в ней какие-то сомнения, я расслабляюсь и принимаю положение, в котором она застала меня спящим. Мои руки свободно лежат на грубой шкуре. С трудом удерживаюсь, чтобы не обнять колени женщины, которые, как мне кажется, сами больше привыкли сжимать укрощенные тела, чем подчиняться игу объятий. Мои руки отказываются обследовать бесстыдно открытую щель, от которой до меня доносится аромат дикого дрока. Подавляю желание в надежде узнать, что она хочет. Ее ладонь проходит по моему жезлу, который от прикосновения вздрагивает и напрягается; потом пальцы сжимаются и захватывают мягкую плоть, пока, наконец, мои напряженные вены не переполняются кровью.
Уверенная рука держит меня так какое-то мгновение, пока моя твердость и готовность не кажутся достаточными; потом немного стягивает вперед кожу и медленно возвращает назад, до самого конца, и повторяет эти движения, не изменяя ритма, едва заметно увеличивая сжатие в конце хода. Настойчивость каждого хода возрастает почти с механической четкостью.